A small tool to view real-world ActivityPub objects as JSON! Enter a URL
or username from Mastodon or a similar service below, and we'll send a
request with
the right
Accept
header
to the server to view the underlying object.
{
"@context": "https://www.w3.org/ns/activitystreams",
"type": "OrderedCollectionPage",
"orderedItems": [
{
"type": "Create",
"actor": "https://www.minds.com/api/activitypub/users/1197598309288517638",
"object": {
"type": "Note",
"id": "https://www.minds.com/api/activitypub/users/1197598309288517638/entities/urn:activity:1200861048738127872",
"attributedTo": "https://www.minds.com/api/activitypub/users/1197598309288517638",
"content": "Снесла сегодня курочка не яичко, а коробки с рождественскими украшениями в гараж. Обычно ёлку мы убираем на святого Патрика, но то ли эта зима слишком сера и холодна, то ли нежные тюльпаны в вазах остро диссонируют с елочными игрушками. В общем, традиция была нарушена без сожаления.<br /><br />Из гаража курочка вернулась недоброй феей с молотком в руках (ну чистый Джек Николсон) и потерянным еще летом садовым секатором. Хотела сделать селфи с молотком для Н, но вовремя одумалась и пошла в сад обрезать розы. В пмс я сношу розам голову с плеч.<br /><br />Однажды, когда мы жили на Кипре, Н, который доделывал рабочие дела в Вене, должен был прислать мне один важный документ. Письмо пришло в срок. В желтом конверте лежал документ и большая плитка шоколада. <br /><br />\"Я прикинул, к тому моменту, когда письмо придет, у вас как раз будет пмс\", – пояснил Н.<br /><br />Теперь у меня импритинг, как у того гусенка. Каждый раз неприятно удивляюсь, что в доставленном конверте с какими-нибудь документами нет шоколада.",
"to": [
"https://www.w3.org/ns/activitystreams#Public"
],
"cc": [
"https://www.minds.com/api/activitypub/users/1197598309288517638/followers"
],
"tag": [],
"url": "https://www.minds.com/newsfeed/1200861048738127872",
"published": "2021-01-26T17:53:04+00:00",
"source": {
"content": "Снесла сегодня курочка не яичко, а коробки с рождественскими украшениями в гараж. Обычно ёлку мы убираем на святого Патрика, но то ли эта зима слишком сера и холодна, то ли нежные тюльпаны в вазах остро диссонируют с елочными игрушками. В общем, традиция была нарушена без сожаления.\n\nИз гаража курочка вернулась недоброй феей с молотком в руках (ну чистый Джек Николсон) и потерянным еще летом садовым секатором. Хотела сделать селфи с молотком для Н, но вовремя одумалась и пошла в сад обрезать розы. В пмс я сношу розам голову с плеч.\n\nОднажды, когда мы жили на Кипре, Н, который доделывал рабочие дела в Вене, должен был прислать мне один важный документ. Письмо пришло в срок. В желтом конверте лежал документ и большая плитка шоколада. \n\n\"Я прикинул, к тому моменту, когда письмо придет, у вас как раз будет пмс\", – пояснил Н.\n\nТеперь у меня импритинг, как у того гусенка. Каждый раз неприятно удивляюсь, что в доставленном конверте с какими-нибудь документами нет шоколада.",
"mediaType": "text/plain"
}
},
"id": "https://www.minds.com/api/activitypub/users/1197598309288517638/entities/urn:activity:1200861048738127872/activity"
},
{
"type": "Create",
"actor": "https://www.minds.com/api/activitypub/users/1197598309288517638",
"object": {
"type": "Note",
"id": "https://www.minds.com/api/activitypub/users/1197598309288517638/entities/urn:activity:1200447601655488512",
"attributedTo": "https://www.minds.com/api/activitypub/users/1197598309288517638",
"content": "это про меня конечно ",
"to": [
"https://www.w3.org/ns/activitystreams#Public"
],
"cc": [
"https://www.minds.com/api/activitypub/users/1197598309288517638/followers"
],
"tag": [],
"url": "https://www.minds.com/newsfeed/1200447601655488512",
"published": "2021-01-25T14:30:10+00:00",
"source": {
"content": "это про меня конечно ",
"mediaType": "text/plain"
}
},
"id": "https://www.minds.com/api/activitypub/users/1197598309288517638/entities/urn:activity:1200447601655488512/activity"
},
{
"type": "Create",
"actor": "https://www.minds.com/api/activitypub/users/1197598309288517638",
"object": {
"type": "Note",
"id": "https://www.minds.com/api/activitypub/users/1197598309288517638/entities/urn:activity:1199800176197279744",
"attributedTo": "https://www.minds.com/api/activitypub/users/1197598309288517638",
"content": "Гейл<br /><br />В этом году им снова не удалось получить звание деревни, дружественной ежам. <br /><br />Об этом сообщал Кингсмидский Вестник – четырехполосная газета, выходившая раз в месяц силами Эйприл и Дженни Бринкс. В короткой заметке пояснялось: гости деревни часто не утруждают себя следить за скоростным режимом на въезде, а сами жители невнимательны при использовании газонокосилок и выгуле собак, что только за последние три месяца стало причиной смерти нескольких ежиных семей. <br /><br />\"В свете неоднократных печальных случаев, комитет при окружном совете не имел возможности выявить улучшений, но выразил надежду на изменение ситуации во всех населенных пунктах графства Сомерсет\", – отмечал корреспондент. Судя по интонациям и выбранным формулировкам, это все же была Эйприл.<br /><br />Новость действительна была неприятной. Кингсмид дорожил репутацией. Сошедший с раскрашенных вручную гравюр, окруженный рапсовыми и кукурузными полями, полных куропаток и фазанов, он выделялся среди обычных английских деревень, как аристократ на фермерской ярмарке. Два десятка старинных домов тянулись вдоль главной улицы. Желтый котсволдский камень их стен давно потемнел, и теперь, увитый розами и плющом, создавал ощущение, что время согласилось застыть над цветущими даже зимой палисадниками. Строгая красота, безупречные манеры, размеренность и порядок характеризовали не только сам Кингсмид, но и его жителей. Легкомысленность в вопросе ежей становилась серьезной угрозой сложившемуся реноме.<br /><br />Гейл отложила газету, добавила еще одну ложку сахара в заваренный до крепкой горечи чай и плеснула молока. Без всякого успеха – вкуса не прибавилось. Так случалось, когда в воздухе висел запах корицы.<br /><br />Птицы летали низко к дождю, а Гейл Лагган чувствовала корицу перед грядущей бедой. Интенсивность аромата не сказывалась на тяжести происшествия: запах мог бить в нос перед тем, как машина пробьет колесо, а едва уловимые ноты принести известия о чей-то скоропостижной кончине.<br />Специи, выпечка и индийская еда в доме держались под запретом. Гейл каждый раз теряла самообладание и вопила, как сумасшедшая, если натыкалась на оставленную гостями пачку сухого шведского печенья или позабытый на столе стакан с тыквенным латте. Никто из домашних не обижался, скорее уж сочувствовали.<br /><br />Этой ночью запах лился сквозь решетки вентиляции и щели в рамах старых окон.<br /><br />Как и вчера, Гейл проснулась с первыми петухами. В прошлом году соседка завела двух несушек, чтобы иметь свежие яйца к завтраку, но очень быстро к курицам добавились петух, утки, и закончилось все средних размеров птичником – Нелла Вайнер всегда была увлекающейся натурой.<br /><br />На утро Гейл оставляла то, до чего в остальное время не доходили руки: рассортировать фотографии, подписать рождественские открытки всем родственникам, перебрать луковицы тюльпанов или подклеить гербарии. Сегодня она вызвалась подменить в магазине Энн, ее младший сын вторые сутки мучился воспалением среднего уха.<br />Корицей пахло в спальне: от подушки и теплого халата, пахло в ванной: от зубной пасты и махрового полотенца, пахло в гостиной, кухне и, конечно, столовой. Было слишком рано, чтобы кому-то звонить и что-то выяснять, но Гейл все равно написала несколько сообщений. Первой откликнулась из рабочей поездки Дейзи – старшая дочь, заверила, что все хорошо, затем младшая Рози, не спавшая этой ночью и часа в своем студенческом общежитии. Средний, Тони, молчал, но Гейл твердо решила не думать о плохом.<br /><br />Деревенский магазин открывался в девять, но ей следовало прийти туда пораньше: ребята из пекарни Хобса привозили хлеб не позже семи, за ними подтягивался мясник. Он разгружал свои коробки очень медленно: долго раскладывал в холодильнике домашние бургеры и колбаски, укутывал в вощеную бумагу свиные отбивные и толстеньких цыплят. Последними приезжали Планксы с молоком и Дэни Мидлер со свежими овощами. С большой вероятностью он мог оказаться последним посетителем на сегодня. Местные жители делали закупки в супермаркете, в двух милях отсюда, сразу за автозаправкой. Держать продуктовую лавку открытой было обременительной, но важной традицией, от которой приходской совет отказаться не мог.<br /><br />Последние три дня шел дождь, но с вечера сильно подморозило, и теперь воздух состоял из мелкой снежной взвеси с коричным ароматом. Часы перевели чуть больше недели назад, утренняя тьма стала совсем непроглядной. Фонари с ней не справлялись. Идти было недалеко, весь Кингсмид простирался всего на милю, расходясь в стороны короткими проездами. Самый последний упирался в церковь, справа от нее, в бывшей викарской пристройке, находился магазин.<br /><br />Узкая проезжая часть с обеих сторон была забита припаркованными машинами. Еще час, и они разъедутся в сторону Бристоля и Бата. Вне зависимости от прогнозов погоды и перепадов температур, каждое зимнее утро начиналось лотереей – покроются стекла толстой коркой льда или нет. Гейл тоже приходилось участвовать в этой забаве, приплясывая вокруг своего гольфа. Фланелевые пижамные штаны, свитер, шарф, кружка с кофе в одной руке, чайник с кипятком в другой. “Пятидесятилетняя Дороти-Из-Канзаса и ее кризис зрелого возраста”, – шутила она сама про себя. Сейчас это сравнение не казалось ей смешным.<br /><br />Гейл не помнила, чтобы когда-нибудь так замерзала. Холод пробирался через непродуваемую куртку и толстую шерстяную кофту, с повязанной поверх шалью. Он струился вниз по шее, добирался до костей, тёк в венах ледяной водой, словно Злая Ведьма Запада насмехалась: “Где же твое всемогущее ведро, Дороти?”.<br /><br />Выщербленный скользкий тротуар, идущий вплотную к дверям домов, не позволял быстрого шага. Кингсмид теперь ощущался давящим и тесным, как старое пальто. Запах корицы пропитал каждый камень, он вился дымом из печных труб, стелился по земле вместе с туманом, обратив привычные виды в зловещий пряничный городок. За желтыми леденцовыми стеклами Гейл чудились круглые силуэты имбирных человечков, смотрящих на нее выпуклыми конфетными глазами.<br /><br />– Ну, все понятно, – сказала она вслух, – Я просто схожу с ума. Вот, что должно случиться.<br /><br />Внутренний голос запротестовал, что скорее всего эта история про двоюродную тетушку Стефанию, которой в прошлом месяце исполнилось девяносто восемь. <br /><br />Подходящий вариант, его можно было бы обдумать, но мысли тоже вымерзли и плавали в голове снулыми рыбами.<br /> <br />Первый покупатель уже ждал. Гейл увидела его, как только свернула в проулок, ведущий к магазину. Он сидел на деревянной скамейке, спиной к церковным воротам. Слишком рано, до открытия оставалось больше двух часов. Разве что этому приезжему джентельмену срочно понадобились молоко или бутерброды к завтраку. Никаких машин возле магазина припарковано не было. <br /><br />Ее мысли превратились из рыб в мелкие белые хлопья, зависающие в глицериновой вязкости стеклянного шара, и сама она чувствовала себя одной из этих пластиковых снежинок.<br /><br />В стылых сумерках декабрьского утра вход в церковь святого Михаила выглядел готовой иллюстрацией к готическому роману. Голые ветви вязов склонялись к двум невысоким колоннам, каждую из которых венчал поросший бурым мхом шар. Темные каменные стены контрастировали с выбеленной аркой, ее верхняя часть уходила в такой же темный треугольник с массивным крестом на нем. Резные ворота внутри арки были прикрыты, но не заперты – преподобный Барнс заботился об этом, когда уезжал по делам прихода. Ключ от самой церкви он обычно оставлял в магазине. После ухода Энн вывешивала на двери номер своего телефона на случай, если кому-то понадобится пасторское прибежище. <br /><br />Значит, мужчина ждал не ее. Энн просто забыла оставить свой номер, и бедолага не смог попасть внутрь.<br /><br />- Эй, мистер Ранняя Пташка! - крикнула Гейл, - Ключ в магазине. Пойдемте, я сделаю вам горячий чай.<br /><br />Она подошла ближе. Незнакомец спал, сложив руки на груди. Белые манжеты, выглядывавшие из широких рукавов, покрылись серым инеем, тончайший слой ледяной патины лежал на очень бледном лице. Седые волосы смерзлись сосульки у воротника пальто.<br /><br />- Сэр? С вами все в порядке?<br /><br />Тишина зазвенела в ушах медным колокольчиком, которым мать Гейл раньше звала всех к ужину. Горло сдавило. Она сделала вдох, воздух, свежий и колючий, больше не пах ничем.<br /><br />– Господи, спасибо! Спасибо, спасибо! - малодушной скороговоркой пробормотала Гейл, виновато обернулась на цветные витражи церкви, достала из кармана телефон и набрала номер полиции.",
"to": [
"https://www.w3.org/ns/activitystreams#Public"
],
"cc": [
"https://www.minds.com/api/activitypub/users/1197598309288517638/followers"
],
"tag": [],
"url": "https://www.minds.com/newsfeed/1199800176197279744",
"published": "2021-01-23T19:37:33+00:00",
"source": {
"content": "Гейл\n\nВ этом году им снова не удалось получить звание деревни, дружественной ежам. \n\nОб этом сообщал Кингсмидский Вестник – четырехполосная газета, выходившая раз в месяц силами Эйприл и Дженни Бринкс. В короткой заметке пояснялось: гости деревни часто не утруждают себя следить за скоростным режимом на въезде, а сами жители невнимательны при использовании газонокосилок и выгуле собак, что только за последние три месяца стало причиной смерти нескольких ежиных семей. \n\n\"В свете неоднократных печальных случаев, комитет при окружном совете не имел возможности выявить улучшений, но выразил надежду на изменение ситуации во всех населенных пунктах графства Сомерсет\", – отмечал корреспондент. Судя по интонациям и выбранным формулировкам, это все же была Эйприл.\n\nНовость действительна была неприятной. Кингсмид дорожил репутацией. Сошедший с раскрашенных вручную гравюр, окруженный рапсовыми и кукурузными полями, полных куропаток и фазанов, он выделялся среди обычных английских деревень, как аристократ на фермерской ярмарке. Два десятка старинных домов тянулись вдоль главной улицы. Желтый котсволдский камень их стен давно потемнел, и теперь, увитый розами и плющом, создавал ощущение, что время согласилось застыть над цветущими даже зимой палисадниками. Строгая красота, безупречные манеры, размеренность и порядок характеризовали не только сам Кингсмид, но и его жителей. Легкомысленность в вопросе ежей становилась серьезной угрозой сложившемуся реноме.\n\nГейл отложила газету, добавила еще одну ложку сахара в заваренный до крепкой горечи чай и плеснула молока. Без всякого успеха – вкуса не прибавилось. Так случалось, когда в воздухе висел запах корицы.\n\nПтицы летали низко к дождю, а Гейл Лагган чувствовала корицу перед грядущей бедой. Интенсивность аромата не сказывалась на тяжести происшествия: запах мог бить в нос перед тем, как машина пробьет колесо, а едва уловимые ноты принести известия о чей-то скоропостижной кончине.\nСпеции, выпечка и индийская еда в доме держались под запретом. Гейл каждый раз теряла самообладание и вопила, как сумасшедшая, если натыкалась на оставленную гостями пачку сухого шведского печенья или позабытый на столе стакан с тыквенным латте. Никто из домашних не обижался, скорее уж сочувствовали.\n\nЭтой ночью запах лился сквозь решетки вентиляции и щели в рамах старых окон.\n\nКак и вчера, Гейл проснулась с первыми петухами. В прошлом году соседка завела двух несушек, чтобы иметь свежие яйца к завтраку, но очень быстро к курицам добавились петух, утки, и закончилось все средних размеров птичником – Нелла Вайнер всегда была увлекающейся натурой.\n\nНа утро Гейл оставляла то, до чего в остальное время не доходили руки: рассортировать фотографии, подписать рождественские открытки всем родственникам, перебрать луковицы тюльпанов или подклеить гербарии. Сегодня она вызвалась подменить в магазине Энн, ее младший сын вторые сутки мучился воспалением среднего уха.\nКорицей пахло в спальне: от подушки и теплого халата, пахло в ванной: от зубной пасты и махрового полотенца, пахло в гостиной, кухне и, конечно, столовой. Было слишком рано, чтобы кому-то звонить и что-то выяснять, но Гейл все равно написала несколько сообщений. Первой откликнулась из рабочей поездки Дейзи – старшая дочь, заверила, что все хорошо, затем младшая Рози, не спавшая этой ночью и часа в своем студенческом общежитии. Средний, Тони, молчал, но Гейл твердо решила не думать о плохом.\n\nДеревенский магазин открывался в девять, но ей следовало прийти туда пораньше: ребята из пекарни Хобса привозили хлеб не позже семи, за ними подтягивался мясник. Он разгружал свои коробки очень медленно: долго раскладывал в холодильнике домашние бургеры и колбаски, укутывал в вощеную бумагу свиные отбивные и толстеньких цыплят. Последними приезжали Планксы с молоком и Дэни Мидлер со свежими овощами. С большой вероятностью он мог оказаться последним посетителем на сегодня. Местные жители делали закупки в супермаркете, в двух милях отсюда, сразу за автозаправкой. Держать продуктовую лавку открытой было обременительной, но важной традицией, от которой приходской совет отказаться не мог.\n\nПоследние три дня шел дождь, но с вечера сильно подморозило, и теперь воздух состоял из мелкой снежной взвеси с коричным ароматом. Часы перевели чуть больше недели назад, утренняя тьма стала совсем непроглядной. Фонари с ней не справлялись. Идти было недалеко, весь Кингсмид простирался всего на милю, расходясь в стороны короткими проездами. Самый последний упирался в церковь, справа от нее, в бывшей викарской пристройке, находился магазин.\n\nУзкая проезжая часть с обеих сторон была забита припаркованными машинами. Еще час, и они разъедутся в сторону Бристоля и Бата. Вне зависимости от прогнозов погоды и перепадов температур, каждое зимнее утро начиналось лотереей – покроются стекла толстой коркой льда или нет. Гейл тоже приходилось участвовать в этой забаве, приплясывая вокруг своего гольфа. Фланелевые пижамные штаны, свитер, шарф, кружка с кофе в одной руке, чайник с кипятком в другой. “Пятидесятилетняя Дороти-Из-Канзаса и ее кризис зрелого возраста”, – шутила она сама про себя. Сейчас это сравнение не казалось ей смешным.\n\nГейл не помнила, чтобы когда-нибудь так замерзала. Холод пробирался через непродуваемую куртку и толстую шерстяную кофту, с повязанной поверх шалью. Он струился вниз по шее, добирался до костей, тёк в венах ледяной водой, словно Злая Ведьма Запада насмехалась: “Где же твое всемогущее ведро, Дороти?”.\n\nВыщербленный скользкий тротуар, идущий вплотную к дверям домов, не позволял быстрого шага. Кингсмид теперь ощущался давящим и тесным, как старое пальто. Запах корицы пропитал каждый камень, он вился дымом из печных труб, стелился по земле вместе с туманом, обратив привычные виды в зловещий пряничный городок. За желтыми леденцовыми стеклами Гейл чудились круглые силуэты имбирных человечков, смотрящих на нее выпуклыми конфетными глазами.\n\n– Ну, все понятно, – сказала она вслух, – Я просто схожу с ума. Вот, что должно случиться.\n\nВнутренний голос запротестовал, что скорее всего эта история про двоюродную тетушку Стефанию, которой в прошлом месяце исполнилось девяносто восемь. \n\nПодходящий вариант, его можно было бы обдумать, но мысли тоже вымерзли и плавали в голове снулыми рыбами.\n \nПервый покупатель уже ждал. Гейл увидела его, как только свернула в проулок, ведущий к магазину. Он сидел на деревянной скамейке, спиной к церковным воротам. Слишком рано, до открытия оставалось больше двух часов. Разве что этому приезжему джентельмену срочно понадобились молоко или бутерброды к завтраку. Никаких машин возле магазина припарковано не было. \n\nЕе мысли превратились из рыб в мелкие белые хлопья, зависающие в глицериновой вязкости стеклянного шара, и сама она чувствовала себя одной из этих пластиковых снежинок.\n\nВ стылых сумерках декабрьского утра вход в церковь святого Михаила выглядел готовой иллюстрацией к готическому роману. Голые ветви вязов склонялись к двум невысоким колоннам, каждую из которых венчал поросший бурым мхом шар. Темные каменные стены контрастировали с выбеленной аркой, ее верхняя часть уходила в такой же темный треугольник с массивным крестом на нем. Резные ворота внутри арки были прикрыты, но не заперты – преподобный Барнс заботился об этом, когда уезжал по делам прихода. Ключ от самой церкви он обычно оставлял в магазине. После ухода Энн вывешивала на двери номер своего телефона на случай, если кому-то понадобится пасторское прибежище. \n\nЗначит, мужчина ждал не ее. Энн просто забыла оставить свой номер, и бедолага не смог попасть внутрь.\n\n- Эй, мистер Ранняя Пташка! - крикнула Гейл, - Ключ в магазине. Пойдемте, я сделаю вам горячий чай.\n\nОна подошла ближе. Незнакомец спал, сложив руки на груди. Белые манжеты, выглядывавшие из широких рукавов, покрылись серым инеем, тончайший слой ледяной патины лежал на очень бледном лице. Седые волосы смерзлись сосульки у воротника пальто.\n\n- Сэр? С вами все в порядке?\n\nТишина зазвенела в ушах медным колокольчиком, которым мать Гейл раньше звала всех к ужину. Горло сдавило. Она сделала вдох, воздух, свежий и колючий, больше не пах ничем.\n\n– Господи, спасибо! Спасибо, спасибо! - малодушной скороговоркой пробормотала Гейл, виновато обернулась на цветные витражи церкви, достала из кармана телефон и набрала номер полиции.",
"mediaType": "text/plain"
}
},
"id": "https://www.minds.com/api/activitypub/users/1197598309288517638/entities/urn:activity:1199800176197279744/activity"
},
{
"type": "Create",
"actor": "https://www.minds.com/api/activitypub/users/1197598309288517638",
"object": {
"type": "Note",
"id": "https://www.minds.com/api/activitypub/users/1197598309288517638/entities/urn:activity:1199032326769303552",
"attributedTo": "https://www.minds.com/api/activitypub/users/1197598309288517638",
"content": "Ингрид<br /><br />В день, когда Ингрид родилась, Ганс Христиан Андерсен перевернулся в гробу.<br /><br />Свидетелями этого события стали пожилой крот, проживающий в норе возле могильного камня, и Йорген Йоргенсен, студент Копенгагенского университета. В его квартире по улице Принцессы Шарлотты сработал сломанный сейсмограф, купленный два месяца назад на блошинном рынке. Он показал небольшую сейсмическую активность, которую Йорген проигнорировал. Крот, занятый в кладовой учетом червей, тоже не придал никакого значения.<br /><br />Мать Ингрид, Анна-Мария, носила своего первенца тяжело. С первых недель она потеряла интерес к еде, кинофильмам и пешим прогулкам, которыми развлекала себя раньше. Все дни она проводила погруженная в полудрему, пересматривая закрытыми глазами сюжеты любимых книг. Приходила в себя к вечеру, когда начинали зажигаться первые фонари, открывала все окна в доме и раздевалась почти догола – невыносимый жар, поднимающийся изнутри плоского ещё живота изводил ее. Врачи жар объясняли повышенной чувствительностью, выписывали калий в таблетках и мятный чай на ночь.<br /><br />Чуть легче стало к концу ноября, когда тело наконец округлилось, будто Анна-Мария накануне проглотила глобус. Она устраивалась в кресле, отодвинутом подальше от дровяной печки, которую не топили с прошлого года, брала чашку из просвечивающего фарфора, наполняла собранным с подоконника снегом и погружала в него пальцы. Жар от этого не спадал, но переставал терзать. В одну из ночей ей приснилось, что она ест сосульку - ее сервировали на серебряном блюде, нарезанной на ровные кружочки, присыпанной ледяной крошкой и солью.<br /><br />Утром свекровь Магда, пожилая желчная женщина, сказала ей хмуро:<br /><br />- Дурной сон. Расскажи его воде, не смотри в зеркало и плюнь три раза через левое плечо.<br /><br />Но Анна-Мария пропустила это мимо ушей.<br /><br />Ингрид закричала сразу, избавив повитуху от необходимости шлепнуть ее по попе.<br /><br />Анна-Мария знала, что дети выходят грязными, синюшными, с расплющенным носом и заплывшими веками, похожие на запойного алкоголика Расмуса наутро после пятничной драки, но более некрасивого младенца, чем ее дочь, было невозможно представить. Огромные светло-голубые глаза сияли на круглом личике, белом и гладком, как тот датский фарфор, полный нерастаявшего снега. Цвет глаз оказался нестерпимо холодным. Анна-Мария почувствовала, что жар, изводивший ее чрево восемь с половиной месяцев, стал угасать.<br /><br />- Отдай девочку, - осторожно предложила свекровь, - Посмотри, она чужая. Ледяное нутро. Не будет теперь жизни.<br /><br />Но Анна-Мария только крепче прижимала к себе молчащий сверток.<br /><br />Ночью Магда пришла в спальню к новорожденной с шелковой подушкой.<br /><br />- Я делаю это для твоего блага, дитя, - сказала она, склонившись над колыбелью.<br /><br />Ингрид улыбнулась во сне, словно соглашаясь, и распахнула светло-голубые глаза.<br /><br />В детстве Магде удаляли разболевшийся зуб. Высокий доктор, в белом с головы до ног, кивнул такой же белой помощнице, у которой в руках из ниоткуда возникла стеклянная колба с пульверизатором вместо пробки.<br /><br />- Будет немного холодно, - предупредила она, распыляя бесцветную жидкость, и у Магды онемела вся правая половина лица.<br /><br />Сейчас у нее отнялась вся левая часть сердца.<br /><br />Оставалась еще надежда на фей.<br /><br />Они пришли на восьмую ночь, заглянули в колыбельку, повисели в оцепенении, потом развернулись и молча вылетели из комнаты. Приготовленное полено феи забрали с собой.<br /><br />Эрик, отец Ингрид, прислал Анне-Марии записку, что задерживается на буровой еще на полгода, и букетик искусственных незабудок.<br /><br />В день, когда Ингрид исполнилось шестнадцать, Макс Хансен собирался первый раз в жизни заняться сексом. Он принял душ, нашел чистую майку, вынес из комнаты мусор и проверил, на месте ли пачка презервативов, которую подарил на день рождения старший брат.<br /><br />Он познакомился с избранницей он-лайн, на гляциологическом форуме. Его привлекли насмешливый тон и презрительное отношение к книге про фрёкен Смиллу, а ее цитаты Кеплера из трактата “О шестиугольных снежинках”. Они болтали вечера напролет, и никто на свете не понимал его так, как она. В каждый из тридцати четырех дней их знакомства семнадцатилетний Макс Хансен чувствовал себя счастливчиком, которому удалось встретить родственную душу.<br /><br />Часом позже, стоя на перроне центрального железнодорожного вокзала, он не мог понять две вещи: почему все его вены ноют от холода, и с какой стати его вообще когда-то интересовали виды снега и льда. Что пытается ему объяснить девочка с короткой стрижкой и светло-голубыми глазами, он даже не слышал.<br /><br />Ингрид плакала навзрыд, проклиная себя, свою несчастную жизнь и бабку Магду, которой не хватило духа придушить ее в колыбели.<br /><br />Неизвестно какие звезды смахнула хвостом полярная лисица, пробегая по млечному пути в ночь, когда Анна-Мария сказала Эрику “нет”, которое он расслышал как “да”. Но одна из них, не успевшая остыть, проходя через небесную твердь, скользнула невинной девушке под задранную юбку и вынырнула серебряной рыбкой возле готового зачать живота, чтобы будущей зимой на свет появилась девочка. Чувства к ней будут замерзать у каждого, с кем она окажется рядом - так сильно хотелось ее матери, чтобы окоченел на месте Эрик, шарящий по ней горячими руками.<br /><br />Ни слезами, ни постом, ни молитвами не могла снять с дочери это заклятие бедная Анна-Мария, и несла епитимью, ежедневно записывая в толстую тетрадь напоминания: умыть, причесать, одеть, накормить, обнять ребенка, наличию которого она удивлялась каждое утро.<br /><br />Отпустил ей грехи второй муж, Густав. Тетрадь с записями он выбросил, Ингрид отправил в закрытую частную школу, а с ней самой был так невыносимо нежен, что она родила ему троих сыновей. Все мальчики вышли темноглазыми и кудрявыми.<br /><br />- Не реви, - у старухи, усевшейся напротив Ингрид был скрипучий голос. Длинный крючковатый нос почти доставал до выдвинутого вперед подбородка.<br /><br />- В Белом Замке, на самом Севере, по правую руку от места, куда закатывается Солнце, живет женщина. Поезжай к ней.<br /><br />- По какую руку?<br /><br />- По правую. Избегай цветочниц, не водись с бандитами и, пожалуйста, не перекармливай оленя, медицинская страховка нынче с трудом покрывает даже простой визит к шаману.<br /><br />В день, когда Ингрид добралась до Белого Замка, Кай сложил из льдинок слово Вечность.<br /><br />- Может, все-таки останешься? - Снежная Королева смотрела, как он завязывает шнурки на ботинках.<br /><br />- Прости, дорогая, не могу, - Кай наконец справился. - Я и так сегодня задержался - Герда снова будет ворчать.<br /><br />Он придирчиво рассмотрел себя в зеркале, поправил безупречно уложенные, тронутые серебром волосы и склонился, чтобы поцеловать ее в щеку.<br /><br />Королева отвернулась.<br /><br />- Не дуйся! Наберу тебя, пока! - он прошел мимо застывшей на пороге тронного зала Ингрид, словно она была одним из сугробов, окружавших Белый Замок.<br /><br />- Здравствуйте, - она хотела добавить “извините”, но знала, что оно останется без ответа.<br /><br />Снежная Королева развернулась на высоких каблуках хрустальных туфель, посмотрела на девочку и всплеснула руками:<br /><br /> - Святые тюлени, Ингрид! Где тебя носило? Я посылала за тобой сто раз!<br /><br />Оцепеневшая Ингрид так и продолжала стоять, не замечая, как веет вечной мерзлотой от расчерченного на белые и голубые квадраты мраморного пола.<br /><br />- Принесите ребенку шерстяные носки! - крикнула куда-то Снежная Королева, - Побыстрее, она совсем продрогла!<br /><br />- Мне уже восемнадцать, - только и смогла промолвить Ингрид.<br /><br />- Это, конечно, все меняет, - кивнула Королева.<br /><br />Полярные дни в Белом Замке текли плавно, их неспешно сменяли полярные ночи. Ингрид никогда не было скучно в этих чертогах. Долгие беседы, званые обеды, чайные церемонии - Снежная Королева развлекала ее как могла.<br /><br />По вечерам Ингрид делала украшения. Лучше всего у нее выходили ожерелья. Она нанизывала хрупкие снежинки в известном только ей порядке, и как только последняя занимала свое место, они начинали сверкать, как рассыпанная алмазная крошка. Так же ярко сверкали светло-голубые глаза Королевы, любующейся своей девочкой. Странное тепло заполняло ее грудь, разливаясь внутри растопленным медом.<br /><br />- И давно это у вас? - однажды встревоженно спросил ее придворный лекарь, - Эти ваши ощущения.<br /><br />- Пустяки, - отмахнулась Снежная Королева, - Я безнадежно бессмертна.<br /><br />- Ну почему безнадежно? Сейчас лечат все, моя госпожа. Кроме того, мы знаем, - лекарь понизил голос, - Что вас может...<br /><br />- Убить? - закончила она за него, - И что же?<br /><br />- Любовь, Ваше Величество.<br /><br />- Сказки народов крайнего севера! - рассмеялась Королева.<br /><br />- Потепление в грудной клетке, моя госпожа. А что будет дальше? Забьется сердце? Отошлите девчонку восвояси, верните Кая. Он всегда портил вам кровь, и это держало вас в отличном тонусе!<br /><br />- Нет, - Королева встала, давая понять, что аудиенция окончена, - Этого не случится.<br /><br />- Почему, Ваше Величество?<br /><br />- Скажи, Ульрих, какое твое любимое ощущение? Может быть запах? Или вкус? - ответила она вопросом на вопрос.<br /><br />- Пирожки, - лекарь расплылся в улыбке, - Мамины. С семгой… Они делают меня довольным.<br /><br />- Ингрид. Холод, идущий от нее - мой пирожок с семгой. Понимаешь? Мой личный сорт пломбира. Она делает меня довольной.<br /><br />- Но моя госпожа, - запротестовал он, - Вы же знаете, пломбир относится к тяжелым наркотикам, и как у любого тяжелого наркотика, у него бывают нежелательные эффекты, а также вырабатывается привыкание. Привязанность - в вашем случае.<br /><br />- Иди, Ульрих. Я в любой момент могу завязать. Передавай привет маме, - улыбнулась Королева.<br /><br />Снежная Королева растаяла на исходе августа. Лекарь, дежуривший последние двое суток у ее кровати, собрал свой саквояж, надел шляпу и вышел из комнаты, пройдя мимо застывшей в дальнем углу Ингрид, словно она была одной из ледяных фигур, украшающих опочивальню.<br /><br />В день, когда Ингрид разбила зеркало, Линн Форсберг собралась выйти замуж.<br /><br />Ее жених долго не решался сделать предложение, но все говорило о том, что это произойдет сегодня. Макс забронировал столик в ресторане и попросил, чтобы она надела его любимое платье - то, с их первого свидания.<br /><br />- Фру Хансен. Хансен, - примеривала на себя новое имя Линн, приплясывая в одних трусах, сигарета в одной руке, тушь для ресниц в другой.<br /><br />Она нарисовала ровные стрелки на веках, тщательно расчесала брови специальной щеточкой и накрасила губы помадой оттенка нюд. Платье из химчистки доставили еще накануне.<br /><br />Вечер оказался чудесным. Макс время от времени дотрагивался кончиками чуть дрожащих пальцев до ее руки и улыбался, его волнение было очень понятно Линн.<br /><br />Когда оркестр сменил мелодию с джазово-танцевальной на медленную и романтичную, Макс чуть-чуть отодвинул свой стул, протянул руку к внутреннему карману пиджака и застыл на мгновение. Лицо его стало бледным и исказилось, словно что-то причинило ему сильную боль.<br /><br />- Макс? Что-то случилось? - спросила она, всем видом показывая, что ни о чем не догадывается.<br /><br />- Нет, прости, - Макс растерянно поморгал, - Кажется, что-то попало в глаз.<br /><br />- Дай, я посмотрю?<br /><br />Он извинился еще раз, вышел из-за стола и спустился на первый этаж ресторана, чтобы пройти через служебную дверь прямо к парковке.<br /><br />От его внедорожника веяло нестерпимым холодом, будто он доверху был забит мороженым. Макс открыл багажник, нашел свою старую зимнюю куртку, надел ее, застегнув до самого горла и сел в автомобиль.<br /><br />“Северный полюс”, - вбил он в навигатор прежде, чем завести мотор.<br /><br />Первое издание трактата “О шестиугольных снежинках” лежало в бардачке на случай, если придется цитировать его Ингрид.",
"to": [
"https://www.w3.org/ns/activitystreams#Public"
],
"cc": [
"https://www.minds.com/api/activitypub/users/1197598309288517638/followers"
],
"tag": [],
"url": "https://www.minds.com/newsfeed/1199032326769303552",
"published": "2021-01-21T16:46:23+00:00",
"source": {
"content": "Ингрид\n\nВ день, когда Ингрид родилась, Ганс Христиан Андерсен перевернулся в гробу.\n\nСвидетелями этого события стали пожилой крот, проживающий в норе возле могильного камня, и Йорген Йоргенсен, студент Копенгагенского университета. В его квартире по улице Принцессы Шарлотты сработал сломанный сейсмограф, купленный два месяца назад на блошинном рынке. Он показал небольшую сейсмическую активность, которую Йорген проигнорировал. Крот, занятый в кладовой учетом червей, тоже не придал никакого значения.\n\nМать Ингрид, Анна-Мария, носила своего первенца тяжело. С первых недель она потеряла интерес к еде, кинофильмам и пешим прогулкам, которыми развлекала себя раньше. Все дни она проводила погруженная в полудрему, пересматривая закрытыми глазами сюжеты любимых книг. Приходила в себя к вечеру, когда начинали зажигаться первые фонари, открывала все окна в доме и раздевалась почти догола – невыносимый жар, поднимающийся изнутри плоского ещё живота изводил ее. Врачи жар объясняли повышенной чувствительностью, выписывали калий в таблетках и мятный чай на ночь.\n\nЧуть легче стало к концу ноября, когда тело наконец округлилось, будто Анна-Мария накануне проглотила глобус. Она устраивалась в кресле, отодвинутом подальше от дровяной печки, которую не топили с прошлого года, брала чашку из просвечивающего фарфора, наполняла собранным с подоконника снегом и погружала в него пальцы. Жар от этого не спадал, но переставал терзать. В одну из ночей ей приснилось, что она ест сосульку - ее сервировали на серебряном блюде, нарезанной на ровные кружочки, присыпанной ледяной крошкой и солью.\n\nУтром свекровь Магда, пожилая желчная женщина, сказала ей хмуро:\n\n- Дурной сон. Расскажи его воде, не смотри в зеркало и плюнь три раза через левое плечо.\n\nНо Анна-Мария пропустила это мимо ушей.\n\nИнгрид закричала сразу, избавив повитуху от необходимости шлепнуть ее по попе.\n\nАнна-Мария знала, что дети выходят грязными, синюшными, с расплющенным носом и заплывшими веками, похожие на запойного алкоголика Расмуса наутро после пятничной драки, но более некрасивого младенца, чем ее дочь, было невозможно представить. Огромные светло-голубые глаза сияли на круглом личике, белом и гладком, как тот датский фарфор, полный нерастаявшего снега. Цвет глаз оказался нестерпимо холодным. Анна-Мария почувствовала, что жар, изводивший ее чрево восемь с половиной месяцев, стал угасать.\n\n- Отдай девочку, - осторожно предложила свекровь, - Посмотри, она чужая. Ледяное нутро. Не будет теперь жизни.\n\nНо Анна-Мария только крепче прижимала к себе молчащий сверток.\n\nНочью Магда пришла в спальню к новорожденной с шелковой подушкой.\n\n- Я делаю это для твоего блага, дитя, - сказала она, склонившись над колыбелью.\n\nИнгрид улыбнулась во сне, словно соглашаясь, и распахнула светло-голубые глаза.\n\nВ детстве Магде удаляли разболевшийся зуб. Высокий доктор, в белом с головы до ног, кивнул такой же белой помощнице, у которой в руках из ниоткуда возникла стеклянная колба с пульверизатором вместо пробки.\n\n- Будет немного холодно, - предупредила она, распыляя бесцветную жидкость, и у Магды онемела вся правая половина лица.\n\nСейчас у нее отнялась вся левая часть сердца.\n\nОставалась еще надежда на фей.\n\nОни пришли на восьмую ночь, заглянули в колыбельку, повисели в оцепенении, потом развернулись и молча вылетели из комнаты. Приготовленное полено феи забрали с собой.\n\nЭрик, отец Ингрид, прислал Анне-Марии записку, что задерживается на буровой еще на полгода, и букетик искусственных незабудок.\n\nВ день, когда Ингрид исполнилось шестнадцать, Макс Хансен собирался первый раз в жизни заняться сексом. Он принял душ, нашел чистую майку, вынес из комнаты мусор и проверил, на месте ли пачка презервативов, которую подарил на день рождения старший брат.\n\nОн познакомился с избранницей он-лайн, на гляциологическом форуме. Его привлекли насмешливый тон и презрительное отношение к книге про фрёкен Смиллу, а ее цитаты Кеплера из трактата “О шестиугольных снежинках”. Они болтали вечера напролет, и никто на свете не понимал его так, как она. В каждый из тридцати четырех дней их знакомства семнадцатилетний Макс Хансен чувствовал себя счастливчиком, которому удалось встретить родственную душу.\n\nЧасом позже, стоя на перроне центрального железнодорожного вокзала, он не мог понять две вещи: почему все его вены ноют от холода, и с какой стати его вообще когда-то интересовали виды снега и льда. Что пытается ему объяснить девочка с короткой стрижкой и светло-голубыми глазами, он даже не слышал.\n\nИнгрид плакала навзрыд, проклиная себя, свою несчастную жизнь и бабку Магду, которой не хватило духа придушить ее в колыбели.\n\nНеизвестно какие звезды смахнула хвостом полярная лисица, пробегая по млечному пути в ночь, когда Анна-Мария сказала Эрику “нет”, которое он расслышал как “да”. Но одна из них, не успевшая остыть, проходя через небесную твердь, скользнула невинной девушке под задранную юбку и вынырнула серебряной рыбкой возле готового зачать живота, чтобы будущей зимой на свет появилась девочка. Чувства к ней будут замерзать у каждого, с кем она окажется рядом - так сильно хотелось ее матери, чтобы окоченел на месте Эрик, шарящий по ней горячими руками.\n\nНи слезами, ни постом, ни молитвами не могла снять с дочери это заклятие бедная Анна-Мария, и несла епитимью, ежедневно записывая в толстую тетрадь напоминания: умыть, причесать, одеть, накормить, обнять ребенка, наличию которого она удивлялась каждое утро.\n\nОтпустил ей грехи второй муж, Густав. Тетрадь с записями он выбросил, Ингрид отправил в закрытую частную школу, а с ней самой был так невыносимо нежен, что она родила ему троих сыновей. Все мальчики вышли темноглазыми и кудрявыми.\n\n- Не реви, - у старухи, усевшейся напротив Ингрид был скрипучий голос. Длинный крючковатый нос почти доставал до выдвинутого вперед подбородка.\n\n- В Белом Замке, на самом Севере, по правую руку от места, куда закатывается Солнце, живет женщина. Поезжай к ней.\n\n- По какую руку?\n\n- По правую. Избегай цветочниц, не водись с бандитами и, пожалуйста, не перекармливай оленя, медицинская страховка нынче с трудом покрывает даже простой визит к шаману.\n\nВ день, когда Ингрид добралась до Белого Замка, Кай сложил из льдинок слово Вечность.\n\n- Может, все-таки останешься? - Снежная Королева смотрела, как он завязывает шнурки на ботинках.\n\n- Прости, дорогая, не могу, - Кай наконец справился. - Я и так сегодня задержался - Герда снова будет ворчать.\n\nОн придирчиво рассмотрел себя в зеркале, поправил безупречно уложенные, тронутые серебром волосы и склонился, чтобы поцеловать ее в щеку.\n\nКоролева отвернулась.\n\n- Не дуйся! Наберу тебя, пока! - он прошел мимо застывшей на пороге тронного зала Ингрид, словно она была одним из сугробов, окружавших Белый Замок.\n\n- Здравствуйте, - она хотела добавить “извините”, но знала, что оно останется без ответа.\n\nСнежная Королева развернулась на высоких каблуках хрустальных туфель, посмотрела на девочку и всплеснула руками:\n\n - Святые тюлени, Ингрид! Где тебя носило? Я посылала за тобой сто раз!\n\nОцепеневшая Ингрид так и продолжала стоять, не замечая, как веет вечной мерзлотой от расчерченного на белые и голубые квадраты мраморного пола.\n\n- Принесите ребенку шерстяные носки! - крикнула куда-то Снежная Королева, - Побыстрее, она совсем продрогла!\n\n- Мне уже восемнадцать, - только и смогла промолвить Ингрид.\n\n- Это, конечно, все меняет, - кивнула Королева.\n\nПолярные дни в Белом Замке текли плавно, их неспешно сменяли полярные ночи. Ингрид никогда не было скучно в этих чертогах. Долгие беседы, званые обеды, чайные церемонии - Снежная Королева развлекала ее как могла.\n\nПо вечерам Ингрид делала украшения. Лучше всего у нее выходили ожерелья. Она нанизывала хрупкие снежинки в известном только ей порядке, и как только последняя занимала свое место, они начинали сверкать, как рассыпанная алмазная крошка. Так же ярко сверкали светло-голубые глаза Королевы, любующейся своей девочкой. Странное тепло заполняло ее грудь, разливаясь внутри растопленным медом.\n\n- И давно это у вас? - однажды встревоженно спросил ее придворный лекарь, - Эти ваши ощущения.\n\n- Пустяки, - отмахнулась Снежная Королева, - Я безнадежно бессмертна.\n\n- Ну почему безнадежно? Сейчас лечат все, моя госпожа. Кроме того, мы знаем, - лекарь понизил голос, - Что вас может...\n\n- Убить? - закончила она за него, - И что же?\n\n- Любовь, Ваше Величество.\n\n- Сказки народов крайнего севера! - рассмеялась Королева.\n\n- Потепление в грудной клетке, моя госпожа. А что будет дальше? Забьется сердце? Отошлите девчонку восвояси, верните Кая. Он всегда портил вам кровь, и это держало вас в отличном тонусе!\n\n- Нет, - Королева встала, давая понять, что аудиенция окончена, - Этого не случится.\n\n- Почему, Ваше Величество?\n\n- Скажи, Ульрих, какое твое любимое ощущение? Может быть запах? Или вкус? - ответила она вопросом на вопрос.\n\n- Пирожки, - лекарь расплылся в улыбке, - Мамины. С семгой… Они делают меня довольным.\n\n- Ингрид. Холод, идущий от нее - мой пирожок с семгой. Понимаешь? Мой личный сорт пломбира. Она делает меня довольной.\n\n- Но моя госпожа, - запротестовал он, - Вы же знаете, пломбир относится к тяжелым наркотикам, и как у любого тяжелого наркотика, у него бывают нежелательные эффекты, а также вырабатывается привыкание. Привязанность - в вашем случае.\n\n- Иди, Ульрих. Я в любой момент могу завязать. Передавай привет маме, - улыбнулась Королева.\n\nСнежная Королева растаяла на исходе августа. Лекарь, дежуривший последние двое суток у ее кровати, собрал свой саквояж, надел шляпу и вышел из комнаты, пройдя мимо застывшей в дальнем углу Ингрид, словно она была одной из ледяных фигур, украшающих опочивальню.\n\nВ день, когда Ингрид разбила зеркало, Линн Форсберг собралась выйти замуж.\n\nЕе жених долго не решался сделать предложение, но все говорило о том, что это произойдет сегодня. Макс забронировал столик в ресторане и попросил, чтобы она надела его любимое платье - то, с их первого свидания.\n\n- Фру Хансен. Хансен, - примеривала на себя новое имя Линн, приплясывая в одних трусах, сигарета в одной руке, тушь для ресниц в другой.\n\nОна нарисовала ровные стрелки на веках, тщательно расчесала брови специальной щеточкой и накрасила губы помадой оттенка нюд. Платье из химчистки доставили еще накануне.\n\nВечер оказался чудесным. Макс время от времени дотрагивался кончиками чуть дрожащих пальцев до ее руки и улыбался, его волнение было очень понятно Линн.\n\nКогда оркестр сменил мелодию с джазово-танцевальной на медленную и романтичную, Макс чуть-чуть отодвинул свой стул, протянул руку к внутреннему карману пиджака и застыл на мгновение. Лицо его стало бледным и исказилось, словно что-то причинило ему сильную боль.\n\n- Макс? Что-то случилось? - спросила она, всем видом показывая, что ни о чем не догадывается.\n\n- Нет, прости, - Макс растерянно поморгал, - Кажется, что-то попало в глаз.\n\n- Дай, я посмотрю?\n\nОн извинился еще раз, вышел из-за стола и спустился на первый этаж ресторана, чтобы пройти через служебную дверь прямо к парковке.\n\nОт его внедорожника веяло нестерпимым холодом, будто он доверху был забит мороженым. Макс открыл багажник, нашел свою старую зимнюю куртку, надел ее, застегнув до самого горла и сел в автомобиль.\n\n“Северный полюс”, - вбил он в навигатор прежде, чем завести мотор.\n\nПервое издание трактата “О шестиугольных снежинках” лежало в бардачке на случай, если придется цитировать его Ингрид.",
"mediaType": "text/plain"
}
},
"id": "https://www.minds.com/api/activitypub/users/1197598309288517638/entities/urn:activity:1199032326769303552/activity"
},
{
"type": "Create",
"actor": "https://www.minds.com/api/activitypub/users/1197598309288517638",
"object": {
"type": "Note",
"id": "https://www.minds.com/api/activitypub/users/1197598309288517638/entities/urn:activity:1198558369177645056",
"attributedTo": "https://www.minds.com/api/activitypub/users/1197598309288517638",
"content": "Or both",
"to": [
"https://www.w3.org/ns/activitystreams#Public"
],
"cc": [
"https://www.minds.com/api/activitypub/users/1197598309288517638/followers"
],
"tag": [],
"url": "https://www.minds.com/newsfeed/1198558369177645056",
"published": "2021-01-20T09:23:02+00:00",
"source": {
"content": "Or both",
"mediaType": "text/plain"
}
},
"id": "https://www.minds.com/api/activitypub/users/1197598309288517638/entities/urn:activity:1198558369177645056/activity"
},
{
"type": "Create",
"actor": "https://www.minds.com/api/activitypub/users/1197598309288517638",
"object": {
"type": "Note",
"id": "https://www.minds.com/api/activitypub/users/1197598309288517638/entities/urn:activity:1197952407106842624",
"attributedTo": "https://www.minds.com/api/activitypub/users/1197598309288517638",
"content": "<a href=\"https://www.minds.com/newsfeed/1197952407106842624\" target=\"_blank\">https://www.minds.com/newsfeed/1197952407106842624</a>",
"to": [
"https://www.w3.org/ns/activitystreams#Public"
],
"cc": [
"https://www.minds.com/api/activitypub/users/1197598309288517638/followers"
],
"tag": [],
"url": "https://www.minds.com/newsfeed/1197952407106842624",
"published": "2021-01-18T17:15:09+00:00",
"source": {
"content": "https://www.minds.com/newsfeed/1197952407106842624",
"mediaType": "text/plain"
}
},
"id": "https://www.minds.com/api/activitypub/users/1197598309288517638/entities/urn:activity:1197952407106842624/activity"
},
{
"type": "Create",
"actor": "https://www.minds.com/api/activitypub/users/1197598309288517638",
"object": {
"type": "Note",
"id": "https://www.minds.com/api/activitypub/users/1197598309288517638/entities/urn:activity:1197924429002010624",
"attributedTo": "https://www.minds.com/api/activitypub/users/1197598309288517638",
"content": "Рубрика Хоррор по понедельникам<br /><br />Ваня<br /><br />– Это не моя мама, – сказал Ваня.<br />– Если хочешь, чтобы я отпустила тебя домой, скажи как следует, – Галина Николаевна отодвинулась от стола. В своем белом халате она была похожа на сугроб.<br />– Ну что ты? Опять забыл? Мы же учили дома, – мамин голос обычно звенел, как колокольчик, особенно, если она нервничала, но сейчас был глухим, – Галина Николаевна, за мной пришла мама. Можно мне пойти домой? Скажи сам.<br />Уголки его губ дрогнули, словно он не мог решить, улыбнуться или заплакать.<br />– Иди уж, – воспитательница махнула рукой, – Четыре года, а мамка все за него рот открывает.<br />– Не шалил? – мама успела провести рукой по его волосам, когда он протискивался к выходу.<br />– C Мироновым паровоз не поделили, и на занятиях вертелся, – Галина Николаевна говорила громко, чтобы было слышно и в раздевалке.<br />– Вань, – мама села рядом на скамеечку, – Ну что мне с тобой делать? Настанет уже день, когда я приду, а мне скажут, что все было хорошо?<br />Он не ответил. <br />– Что на обед было? Гороховый суп? – она ткнула пальцем в засохшие желтые потеки на футболке. Ты все съел?<br />Мама всегда задавала много вопросов, когда приходила за ним, и сегодня тоже. <br />Ваня кивнул и достал из шкафчика ботинки. С обувью, комбинезоном и шапкой он справился сам, мама помогла только с молнией и шарфом.<br />На улице стемнело, под ногами хлюпал смешанный с темной водой снег. Не разгоревшиеся в полную силу фонари светили бледно-зелеными пятнами. Забрызганные грязью автомобили медленно проплывали по дороге.<br />Ване остро захотелось сказать маме, что он ее любит. Обычно она отвечала, что тоже любит, до Луны и до Марса, и до всех других планет, о которых никто не знает, и еще немного дальше.<br />– А бабушка где? – вместо это спросил он.<br />– Бабушка давно дома, готовит ужин.<br />Теперь ее голос звенел тем самым колокольчиком, который Ваня любил больше всего на свете, тоже до Луны и всех других планет, но звон тут же рассыпался на противные тонкие звуки, словно рядом вилась туча голодных комаров. Он попытался вытащить свою ладонь из маминой, но пальцы держали его очень крепко.<br />Ваня поднял голову. Маминой голубой куртки не было, вверх уходил резиновый зеленый плащ, над воротником качалась серая, покрытая чешуей и наростами голова. За белыми, растянутыми в улыбке толстыми губами виднелось три ряда острых зубов. <br />– Отпустите меня, пожалуйста, – каждое слово Ваня произнес медленно и очень четко, как на занятии у логопеда.<br />– Ну что ты такое говоришь? – обеспокоенно сказало существо, – Я не могу тебя отпустить. <br />– Почему? <br />– Потому что тех Ваней, которых мы не забрали на прошлой неделе, давно уже съели.<br />В штанинах комбинезона стало тепло и мокро. Фонари сменили цвет на мертвенно-белый.<br />",
"to": [
"https://www.w3.org/ns/activitystreams#Public"
],
"cc": [
"https://www.minds.com/api/activitypub/users/1197598309288517638/followers"
],
"tag": [],
"url": "https://www.minds.com/newsfeed/1197924429002010624",
"published": "2021-01-18T15:24:00+00:00",
"source": {
"content": "Рубрика Хоррор по понедельникам\n\nВаня\n\n– Это не моя мама, – сказал Ваня.\n– Если хочешь, чтобы я отпустила тебя домой, скажи как следует, – Галина Николаевна отодвинулась от стола. В своем белом халате она была похожа на сугроб.\n– Ну что ты? Опять забыл? Мы же учили дома, – мамин голос обычно звенел, как колокольчик, особенно, если она нервничала, но сейчас был глухим, – Галина Николаевна, за мной пришла мама. Можно мне пойти домой? Скажи сам.\nУголки его губ дрогнули, словно он не мог решить, улыбнуться или заплакать.\n– Иди уж, – воспитательница махнула рукой, – Четыре года, а мамка все за него рот открывает.\n– Не шалил? – мама успела провести рукой по его волосам, когда он протискивался к выходу.\n– C Мироновым паровоз не поделили, и на занятиях вертелся, – Галина Николаевна говорила громко, чтобы было слышно и в раздевалке.\n– Вань, – мама села рядом на скамеечку, – Ну что мне с тобой делать? Настанет уже день, когда я приду, а мне скажут, что все было хорошо?\nОн не ответил. \n– Что на обед было? Гороховый суп? – она ткнула пальцем в засохшие желтые потеки на футболке. Ты все съел?\nМама всегда задавала много вопросов, когда приходила за ним, и сегодня тоже. \nВаня кивнул и достал из шкафчика ботинки. С обувью, комбинезоном и шапкой он справился сам, мама помогла только с молнией и шарфом.\nНа улице стемнело, под ногами хлюпал смешанный с темной водой снег. Не разгоревшиеся в полную силу фонари светили бледно-зелеными пятнами. Забрызганные грязью автомобили медленно проплывали по дороге.\nВане остро захотелось сказать маме, что он ее любит. Обычно она отвечала, что тоже любит, до Луны и до Марса, и до всех других планет, о которых никто не знает, и еще немного дальше.\n– А бабушка где? – вместо это спросил он.\n– Бабушка давно дома, готовит ужин.\nТеперь ее голос звенел тем самым колокольчиком, который Ваня любил больше всего на свете, тоже до Луны и всех других планет, но звон тут же рассыпался на противные тонкие звуки, словно рядом вилась туча голодных комаров. Он попытался вытащить свою ладонь из маминой, но пальцы держали его очень крепко.\nВаня поднял голову. Маминой голубой куртки не было, вверх уходил резиновый зеленый плащ, над воротником качалась серая, покрытая чешуей и наростами голова. За белыми, растянутыми в улыбке толстыми губами виднелось три ряда острых зубов. \n– Отпустите меня, пожалуйста, – каждое слово Ваня произнес медленно и очень четко, как на занятии у логопеда.\n– Ну что ты такое говоришь? – обеспокоенно сказало существо, – Я не могу тебя отпустить. \n– Почему? \n– Потому что тех Ваней, которых мы не забрали на прошлой неделе, давно уже съели.\nВ штанинах комбинезона стало тепло и мокро. Фонари сменили цвет на мертвенно-белый.\n",
"mediaType": "text/plain"
}
},
"id": "https://www.minds.com/api/activitypub/users/1197598309288517638/entities/urn:activity:1197924429002010624/activity"
},
{
"type": "Create",
"actor": "https://www.minds.com/api/activitypub/users/1197598309288517638",
"object": {
"type": "Note",
"id": "https://www.minds.com/api/activitypub/users/1197598309288517638/entities/urn:activity:1197679484207435776",
"attributedTo": "https://www.minds.com/api/activitypub/users/1197598309288517638",
"content": "Дождь<br /><br />Она позвонила, когда я парковала машину.<br /><br />– Анечка, тети Поли больше нет.<br /><br />– Что?<br /><br />Я прекрасно услышала, что мне сказали, просто мне была нужна минута, пока я сдавала задом, чтобы втиснуться между белым лексусом и черной инфинити.<br /><br />– Полина Георгиевна умерла. Моя давняя приятельница. Вы были представлены.<br /><br />Тетю Полю я знала со своих пяти лет. Виделись мы нечасто, в основном у Веры на даче, и наверное ни одного раза в городе. Приятная была старуха, подкармливала меня конфетами, называла золотком и сокрушалась, что лето я провожу, играя гаммы и этюды, а не в салочки. Новость меня не удивила. Когда твоим родственникам и их окружению далеко за семьдесят, скорбные известия становятся похожи на сельские рейсовые автобусы – точного расписания нет, но все равно придет, не сегодня, так завтра.<br /><br />– Что случилось? Сердце? Ты сама как?<br /><br />– Видишь ли, – Вера немного тянула слова, видимо уже выпила какой-нибудь транквилизатор из своих старых провизорских запасов, – У Полины Георгиевны давно никого не осталось, и они позвонили мне.<br /><br />– Кто позвонил? Что вообще произошло? – я старалась говорить как можно мягче, чтобы она не расслышала моего поднимающегося раздражения – уж лучше рыдания, чем эти заторможенные интонации.<br /><br />– Полечку убили, – ответила Вера совсем растерянно, – Приезжай, пожалуйста. Боюсь, мне с этим не справиться одной.<br /><br />Вряд ли тетя Поля, возвращавшаяся с органного концерта, ожидала, что наполненный Бахом вечер закончится тем, что в ссохшийся ее живот войдет лезвие обычного кухонного ножа с приставшими к нему крошками хлеба. По крайней мере, вид под отвернутой до плеч простыней у нее был крайне удивленный. Вера бы сказала – фраппированный. Не знаю, какое событие поразило ее больше – что собирающийся кодироваться сосед по комуналке словил белую горячку и принял Полину Георгиевну за мать покойной жены, или что вместо воскресной прогулки в Стрельне ей пришлось лежать на прозекторском столе с босым, как она говорила, когда не успевала накрасить губы, лицом.<br /><br />Хорошо, что я оставила Веру за дверью. Она точно бы не выдержала слова патологоанатома, что крошки, которые он скрупулезно извлек, были от бородинского. Она и так почти не дышала, закрывая от запахов нос маленьким вышитым платочком. Пахло в морге странно. Сладкая, как у очень дешевого парфюма, удушающая вонь. Называлась она, как я узнала через несколько минут, “устранение трупных запахов парфюмерными средствами”, которому предшествовало “тампонирование естественных отверстий”.<br /><br />Выданный мне прайс рассказывал, что произойдет с тетей Полей в ближайшее время: сначала санитарная обработка тела дезинфицирующим раствором, затем реставрационные работы по восстановлению внешнего вида после убийства и разгибание конечностей механическим путем. Контроль за вытеканием жидкостей и выходом газов – по желанию. Вряд ли у составителя этих строчек была душа, да и сердце его наверняка хранилось в формалине. Я выбрала необходимые на мой взгляд пункты. Гроб и венок из искусственные белых гвоздик и багровых роз тоже купила сама. Совещаться тут с Верой я не собиралась – мне хотелось увезти ее из морга по возможности живой.<br /><br />– Поедем к Полечке, – сказала она мне, – Нужно забрать все, что понадобится.<br /><br />У тети Поли, совсем как у моей бабушки, и как, я подозреваю, у самой Веры, в одежном шкафу была выделена отдельная полка “на смерть”. Я сгребла вещи в сумку одним движением. Вера потом разберется.<br /><br />Я думала остаться у нее до утра – хотела убедиться, что таблеток она выпьет не больше, чем доктор бы прописал, и может даже поспит, но зря беспокоилась – Вера всегда была кремень. Она словно очнулась, взяла себя в руки и занялась делами: звонила их общим друзьям и знакомым, советовалась, где лучше организовать поминки, прикидывала, сколько людей придет на похороны, чтобы купить водки и заказать еду.<br /><br />В морг пускали по одному. Вера ждала меня в предбаннике возле двери с надписью САНИТАР и кнопкой звонка. Рядом на скамье сидело несколько человек, каждый, как и Вера, с пакетом вещей – одежду принимали строго с десяти утра до часа за день до похорон.<br /><br />– Давай я сама, – я забрала у нее пакет, когда подошла наша очередь.<br /><br />– Посидите тут, – санитар указал на стул рядом с письменным столом, – Я схожу на нее посмотрю.<br /><br />“Спрошу, как дела”, – добавила я мысленно за него.<br /><br />Из зала, в который он ушел, тянуло холодом, сыростью и каким-то другим, уже не настолько сладким запахом. Вернулся он через несколько минут.<br /><br />– Показывайте, что у вас там?<br /><br />Я выложила на стол принесенные вещи: синее шелковое платье, пантолонистого вида трусы, нейлоновую сорочку, коричневые хлопчатобумажные чулки с бельевыми резинками, чтобы не сползали, платок на голову и нательный крестик на простой веревке.<br /><br />Санитар молча кивнул.<br /><br />– Носовой платочек!<br /><br />Я вздрогнула. Шагов не было слышно – Вера возникла возле моего стула, словно из ниоткуда.<br /><br />– Забыла положить, – она поспешно достала из кармана пальто свой вышитый и положила поверх платья.<br /><br />– Ваш нельзя. Так не полагается, – санитар отодвинул платочек в сторону, – Заберите.<br /><br />– Полечка любила именно этот, – твердо сказала Вера, – Я все жадничала подарить ей.<br /><br />– Как хотите, – работник морга стал убирать все обратно в пакет.<br /><br />– Положим одноразовый. Уверена, Полина Георгиевна не обидится, – я забрала платок себе.<br /><br />Разрыдалась Вера уже только в машине.<br /><br />– Нет мне жизни тут без нее. Думала, отдам ей свою вещь в гроб – пусть бы потом и меня забрала меня на тот свет.<br /><br />– Ковалевское кладбище.<br /><br />– Что? – от удивления, что я проигнорировала ее слова, она даже открыла рот.<br /><br />– Я знаю, что ты договорилась в другом месте, но похорони ее на Ковалевском кладбище. Говорят, оттуда иногда возращаются. Не все, но случается. Через год или около того. Обычно столько времени уходит, чтобы понять, в какую именно дверь выйти. Слышала где-то.<br /><br />Вера икнула.<br /><br />Дождь лил всю ночь. Потеплело слишком резко, и к утру в комнате уже пахло дешевым сладким парфюмом – выверты ауры подступающей мигрени. Я встала под горячий душ, хотя было глупо надеяться обойтись одной только водой. Таблетки давно кончились, купить новую упаковку все время не доходили руки.<br /><br />Я вышла из дома через час. Открыла подъездную дверь и отпрянула – дождь стоял сплошной серой стеной. Бурлящая вода поднялась почти до ступеней, видимо забился сток. Резиновые сапоги были бы кстати, как и дождевик, и зонт, но возвращаться я не собиралась – плохая примета. Без раздумий я ступила ботинками в ржавого цвета ледяной водоворот.<br /><br />Папа рассказывал, что когда хоронил своего отца, была ранняя оттепель, и сколько воду не вычерпывали, в могиле, со стороны головы оставалась вода.<br /><br />– Сережа! – говорил ему потом отец во сне, – У меня все нормально, только вот никак не могу найти тут водяной насос, а меня заливает!<br /><br />Когда я через много лет хоронила папу, земля уже была сухая, и заявок на водяной насос не поступало.<br /><br />Почему-то обычно говорят “земля”, а на деле это глина с песком, очень липкая. Я потом почти год не решалась смыть ее, ни с подола черного платья, ни с ботинок.<br /><br />Дождь так и лил. Я пробиралась через него, как сквозь плотную серую вуаль, не видя ничего дальше собственной руки. От холода боль в голове разворачивалась, как змея, расклажывающая свои кольца поудобнее. Аура не отступала – сладким пахло до знакомой тошноты. Разноцветный круги еще не плавали перед глазами, но на переферии уже что-то мелькало, какие-то бежевые мазки. Я прошла еще несколько метров. Слева, сквозь толщу падающей отвесно воды показался невысокий силуэт. Я догнала его в два шага.<br /><br />Папа был абсолютно сухой – тряпочная его куртка, застегнутая у горла, лицо, волосы. Просто шел, не торопясь, и смеялся в голос, что ни одна капля все еще не попала на него.<br /><br />– Как ты узнала? – заулыбался он еще больше, увидев меня, – Как ты узнала, что меня нужно похоронить именно на Ковалевском?<br /><br />– Просто знала, – ответила я и взяла его под руку.<br />",
"to": [
"https://www.w3.org/ns/activitystreams#Public"
],
"cc": [
"https://www.minds.com/api/activitypub/users/1197598309288517638/followers"
],
"tag": [],
"url": "https://www.minds.com/newsfeed/1197679484207435776",
"published": "2021-01-17T23:10:40+00:00",
"source": {
"content": "Дождь\n\nОна позвонила, когда я парковала машину.\n\n– Анечка, тети Поли больше нет.\n\n– Что?\n\nЯ прекрасно услышала, что мне сказали, просто мне была нужна минута, пока я сдавала задом, чтобы втиснуться между белым лексусом и черной инфинити.\n\n– Полина Георгиевна умерла. Моя давняя приятельница. Вы были представлены.\n\nТетю Полю я знала со своих пяти лет. Виделись мы нечасто, в основном у Веры на даче, и наверное ни одного раза в городе. Приятная была старуха, подкармливала меня конфетами, называла золотком и сокрушалась, что лето я провожу, играя гаммы и этюды, а не в салочки. Новость меня не удивила. Когда твоим родственникам и их окружению далеко за семьдесят, скорбные известия становятся похожи на сельские рейсовые автобусы – точного расписания нет, но все равно придет, не сегодня, так завтра.\n\n– Что случилось? Сердце? Ты сама как?\n\n– Видишь ли, – Вера немного тянула слова, видимо уже выпила какой-нибудь транквилизатор из своих старых провизорских запасов, – У Полины Георгиевны давно никого не осталось, и они позвонили мне.\n\n– Кто позвонил? Что вообще произошло? – я старалась говорить как можно мягче, чтобы она не расслышала моего поднимающегося раздражения – уж лучше рыдания, чем эти заторможенные интонации.\n\n– Полечку убили, – ответила Вера совсем растерянно, – Приезжай, пожалуйста. Боюсь, мне с этим не справиться одной.\n\nВряд ли тетя Поля, возвращавшаяся с органного концерта, ожидала, что наполненный Бахом вечер закончится тем, что в ссохшийся ее живот войдет лезвие обычного кухонного ножа с приставшими к нему крошками хлеба. По крайней мере, вид под отвернутой до плеч простыней у нее был крайне удивленный. Вера бы сказала – фраппированный. Не знаю, какое событие поразило ее больше – что собирающийся кодироваться сосед по комуналке словил белую горячку и принял Полину Георгиевну за мать покойной жены, или что вместо воскресной прогулки в Стрельне ей пришлось лежать на прозекторском столе с босым, как она говорила, когда не успевала накрасить губы, лицом.\n\nХорошо, что я оставила Веру за дверью. Она точно бы не выдержала слова патологоанатома, что крошки, которые он скрупулезно извлек, были от бородинского. Она и так почти не дышала, закрывая от запахов нос маленьким вышитым платочком. Пахло в морге странно. Сладкая, как у очень дешевого парфюма, удушающая вонь. Называлась она, как я узнала через несколько минут, “устранение трупных запахов парфюмерными средствами”, которому предшествовало “тампонирование естественных отверстий”.\n\nВыданный мне прайс рассказывал, что произойдет с тетей Полей в ближайшее время: сначала санитарная обработка тела дезинфицирующим раствором, затем реставрационные работы по восстановлению внешнего вида после убийства и разгибание конечностей механическим путем. Контроль за вытеканием жидкостей и выходом газов – по желанию. Вряд ли у составителя этих строчек была душа, да и сердце его наверняка хранилось в формалине. Я выбрала необходимые на мой взгляд пункты. Гроб и венок из искусственные белых гвоздик и багровых роз тоже купила сама. Совещаться тут с Верой я не собиралась – мне хотелось увезти ее из морга по возможности живой.\n\n– Поедем к Полечке, – сказала она мне, – Нужно забрать все, что понадобится.\n\nУ тети Поли, совсем как у моей бабушки, и как, я подозреваю, у самой Веры, в одежном шкафу была выделена отдельная полка “на смерть”. Я сгребла вещи в сумку одним движением. Вера потом разберется.\n\nЯ думала остаться у нее до утра – хотела убедиться, что таблеток она выпьет не больше, чем доктор бы прописал, и может даже поспит, но зря беспокоилась – Вера всегда была кремень. Она словно очнулась, взяла себя в руки и занялась делами: звонила их общим друзьям и знакомым, советовалась, где лучше организовать поминки, прикидывала, сколько людей придет на похороны, чтобы купить водки и заказать еду.\n\nВ морг пускали по одному. Вера ждала меня в предбаннике возле двери с надписью САНИТАР и кнопкой звонка. Рядом на скамье сидело несколько человек, каждый, как и Вера, с пакетом вещей – одежду принимали строго с десяти утра до часа за день до похорон.\n\n– Давай я сама, – я забрала у нее пакет, когда подошла наша очередь.\n\n– Посидите тут, – санитар указал на стул рядом с письменным столом, – Я схожу на нее посмотрю.\n\n“Спрошу, как дела”, – добавила я мысленно за него.\n\nИз зала, в который он ушел, тянуло холодом, сыростью и каким-то другим, уже не настолько сладким запахом. Вернулся он через несколько минут.\n\n– Показывайте, что у вас там?\n\nЯ выложила на стол принесенные вещи: синее шелковое платье, пантолонистого вида трусы, нейлоновую сорочку, коричневые хлопчатобумажные чулки с бельевыми резинками, чтобы не сползали, платок на голову и нательный крестик на простой веревке.\n\nСанитар молча кивнул.\n\n– Носовой платочек!\n\nЯ вздрогнула. Шагов не было слышно – Вера возникла возле моего стула, словно из ниоткуда.\n\n– Забыла положить, – она поспешно достала из кармана пальто свой вышитый и положила поверх платья.\n\n– Ваш нельзя. Так не полагается, – санитар отодвинул платочек в сторону, – Заберите.\n\n– Полечка любила именно этот, – твердо сказала Вера, – Я все жадничала подарить ей.\n\n– Как хотите, – работник морга стал убирать все обратно в пакет.\n\n– Положим одноразовый. Уверена, Полина Георгиевна не обидится, – я забрала платок себе.\n\nРазрыдалась Вера уже только в машине.\n\n– Нет мне жизни тут без нее. Думала, отдам ей свою вещь в гроб – пусть бы потом и меня забрала меня на тот свет.\n\n– Ковалевское кладбище.\n\n– Что? – от удивления, что я проигнорировала ее слова, она даже открыла рот.\n\n– Я знаю, что ты договорилась в другом месте, но похорони ее на Ковалевском кладбище. Говорят, оттуда иногда возращаются. Не все, но случается. Через год или около того. Обычно столько времени уходит, чтобы понять, в какую именно дверь выйти. Слышала где-то.\n\nВера икнула.\n\nДождь лил всю ночь. Потеплело слишком резко, и к утру в комнате уже пахло дешевым сладким парфюмом – выверты ауры подступающей мигрени. Я встала под горячий душ, хотя было глупо надеяться обойтись одной только водой. Таблетки давно кончились, купить новую упаковку все время не доходили руки.\n\nЯ вышла из дома через час. Открыла подъездную дверь и отпрянула – дождь стоял сплошной серой стеной. Бурлящая вода поднялась почти до ступеней, видимо забился сток. Резиновые сапоги были бы кстати, как и дождевик, и зонт, но возвращаться я не собиралась – плохая примета. Без раздумий я ступила ботинками в ржавого цвета ледяной водоворот.\n\nПапа рассказывал, что когда хоронил своего отца, была ранняя оттепель, и сколько воду не вычерпывали, в могиле, со стороны головы оставалась вода.\n\n– Сережа! – говорил ему потом отец во сне, – У меня все нормально, только вот никак не могу найти тут водяной насос, а меня заливает!\n\nКогда я через много лет хоронила папу, земля уже была сухая, и заявок на водяной насос не поступало.\n\nПочему-то обычно говорят “земля”, а на деле это глина с песком, очень липкая. Я потом почти год не решалась смыть ее, ни с подола черного платья, ни с ботинок.\n\nДождь так и лил. Я пробиралась через него, как сквозь плотную серую вуаль, не видя ничего дальше собственной руки. От холода боль в голове разворачивалась, как змея, расклажывающая свои кольца поудобнее. Аура не отступала – сладким пахло до знакомой тошноты. Разноцветный круги еще не плавали перед глазами, но на переферии уже что-то мелькало, какие-то бежевые мазки. Я прошла еще несколько метров. Слева, сквозь толщу падающей отвесно воды показался невысокий силуэт. Я догнала его в два шага.\n\nПапа был абсолютно сухой – тряпочная его куртка, застегнутая у горла, лицо, волосы. Просто шел, не торопясь, и смеялся в голос, что ни одна капля все еще не попала на него.\n\n– Как ты узнала? – заулыбался он еще больше, увидев меня, – Как ты узнала, что меня нужно похоронить именно на Ковалевском?\n\n– Просто знала, – ответила я и взяла его под руку.\n",
"mediaType": "text/plain"
}
},
"id": "https://www.minds.com/api/activitypub/users/1197598309288517638/entities/urn:activity:1197679484207435776/activity"
},
{
"type": "Create",
"actor": "https://www.minds.com/api/activitypub/users/1197598309288517638",
"object": {
"type": "Note",
"id": "https://www.minds.com/api/activitypub/users/1197598309288517638/entities/urn:activity:1197630045626920960",
"attributedTo": "https://www.minds.com/api/activitypub/users/1197598309288517638",
"content": "Не очень-то богатая моя библиотека: Анна Мар, Библия, Набоков, Анаис Нин, английская изящная эротика, Шекспир и Джейн Остин. Простор для умозрительных заключений и выводов.<br />",
"to": [
"https://www.w3.org/ns/activitystreams#Public"
],
"cc": [
"https://www.minds.com/api/activitypub/users/1197598309288517638/followers"
],
"tag": [],
"url": "https://www.minds.com/newsfeed/1197630045626920960",
"published": "2021-01-17T19:54:12+00:00",
"source": {
"content": "Не очень-то богатая моя библиотека: Анна Мар, Библия, Набоков, Анаис Нин, английская изящная эротика, Шекспир и Джейн Остин. Простор для умозрительных заключений и выводов.\n",
"mediaType": "text/plain"
}
},
"id": "https://www.minds.com/api/activitypub/users/1197598309288517638/entities/urn:activity:1197630045626920960/activity"
}
],
"id": "https://www.minds.com/api/activitypub/users/1197598309288517638/outbox",
"partOf": "https://www.minds.com/api/activitypub/users/1197598309288517638/outboxoutbox"
}